Стояла поздняя осень, солнце уже готовилось растворится за пламенеющим горизонтом. Небо подобно стягивали тяжелые тучи, и холодный ветер с хищным воем носился по улицам заставляя деревья зябко поеживаться, теряя последние подернутые золотом листья.

Прохожие спешили побыстрее укрыться от непогоды, кто-то спешил домой, другие предпочитали уют наполненной теплом и светом кафешки на углу. И те, и другие бросали редкие жалостливые взгляды на бездомную старуху, одетую в изрядно прохудившуюся куртку и летние туфли, она сидела прямо на тротуаре подобрав под себя одну ногу, обнимая исхудалого ободранного пса, под коркой грязи которого можно было бы обнаружить, когда-то весьма породистую животину. И хотя перед не было никакой посуды для сбора милостыни многие подходили и оставляли перед ней деньги и стыдливо отворачивая глаза, стремительно удалялись прочь. Но старуха не обращала на них внимания, ее пустой взгляд скользил по улице и людям не замечая их, пес проявлял куда больше участия и благодарности, каждое подношение он принимал смущенно, перебирая лапами и жалостлива поскуливая.

Было уже почти темно, когда мимо нее прошел молодой человек, высокий и черноволосый, он шел бесцельно, сгорбленная спина и тяжелые шаги говорили о тяжелой ноше, которую он нес не на спине, но в душе. Глаза его были подернуты горем, он тоже не замечал ни улицы, ни людей, ни старухи с ее псом, ни холодного ветра. Его путь лежал чернеющему зеву городского парка, освещенного лишь тусклым светом фонарей да последними остатками света угасающего дня. Парк был пуст и тих, качающиеся на ветру деревья, каменные скамейки, заплеванные семечками, фонтан высохший до весны да качели жалобно скрипящие под напором ветра. Юноша подошел к одной из скамеек, дрожащей рукой провел по ней словно искал что-то потерянное, и не найдя в отчаянии прижал руку к груди, в уголках глаз блеснули слезы.

- Несси - произнес он с болью и тоской, - где ты Несси?

Ответом было лишь ворчание встревоженных ветром деревьев, да шелест падающих листьев. Он сел на край скамьи и прижав руки к лицу тихо зарыдал не в силах превозмочь неутолимая боль, что жарким пламенем обжигала его сердце и рассудок. И теперь оставшись в темноте и одиночестве ночного парка, вся эта боль безумной стихией вырвалась на свободу. Он не плакал с того самого дня, и боль запертая в теснине человеческого сердца, связанная узами рассудка разрывала его, оставляя глубокие трещины и разломы в его душе. Но теперь он рыдал в полный голос, и несдерживаемые теперь ничем страдания хлынули потоком. Он раскачивался и лишь повторял, "Несси, Несси..". 

- Что с вами? 

Он не сразу услышал ее голос, погруженный в пучину горя он был слишком далеко чтобы услышать ее. Но вскоре до его пребывающего в прострации сознания дошла мысль, что слова обращались к нему. Внезапно вспыхнувшая было надежда, заставила его торопливо обернутся, в голове вспыхнул целый рой мыслей, все было ошибкой, неправдой и вот она стоит рядом с ним, говорит с ним. То была не она. Хотя солнце окончательно село, фонари казалось светили еще хуже, чем прежде, он понял, что перед ним стоит другая девушка, свою Несси он узнал бы даже в полной тьме, даже не узнал бы, почувствовал кожей. Так всегда было, друзья смеялись над ним, когда он запросто говорил, что она уже рядом, не проходило и пяти минут как он видел любящий взгляд ее зеленых глаз.  

Незнакомка еще раз спросила.

- Что с вами? Могу я вам помочь?

Смущенный, что его застали за столь интимным и далеким от мужской природы делом, он злобно ответил.

- Нет, не можете!

Незнакомка на мгновение застыла, если она и была задета этой нарочитой грубостью, то не показала вида, разве что подернутые морозцем белые щечки самую малость порозовели. Она сделала шаг навстречу.

- Но я же вижу, что у вас что то случилось... Я не могу простой уйти...

Он чувствовал, что поступает неправильно, но не мог остановится. 

- Почему не можете, развернитесь, сделайте вид, что меня нет, и уходите. Это легче чем вам кажется. 

Он отвернулся и дрожащей рукой смахнул слезы, наверное, вид стал еще хуже, подумал он, ну да и пусть, он ее не знает, да и знать не хочет. Пусть оставит его в покой и катится, туда откуда незваной явилась. 

Девушка сделала еще шаг на встречу. Нет, не отстанет, тоскливо отметил он про себя. Прилипчивая, наверное, в ней женский инстинкт материнства проснулся, он где-то такое читал, или слышал.   

- Не смущайтесь своих слез, горе оно сердец не выбирает. Да и человеческое сердце, что мужское что женское отдели его от тела на вид не особо отличается. Если у вас горе вы имеете право...

- Да, имею, а вы мне мешаете! - он попытался еще раз сурово оттолкнуть ее, но даже он сам чувствовал, что с красными глазами и влажным лицом, выглядит более жалко, чем грозно.

- Уходите, говорю вам, - голос его на сей раз был почти просительным.

- А я не буду вам мешать, я сяду вот здесь, на скамейке, напротив.

Она села, забравшись ногами на скамью и обняв колени руками. Его сердце тоскливо кольнуло, так любила сидеть Несси. Этот невольный жест незнакомки вновь пробудил тот вулкан что пару минут извергался неуемным потоком, и непрошенные слезы вновь заискрили даже в тусклом фонарном свете. С трудом сдержав новую стрелу гнева в ее адрес, его руки суетливо побежали по карманам в поисках носового платка. 

- Не ищите, он лежит у ваших ног - вновь заговорила незнакомка. 

Она была права, платок лежал на земле, весь перепачканный, видно выронил, когда садился, даже пару раз наступил ногой. Ну и ладно, Он поднял взгляд на нее, быть может первый раз взглянул внимательнее. 

Обычная девушка, ладная фигурка, насколько это можно было понять по силуэту ее серого пальтишка, серые глаза, да распущенные, каштановые волосы, колышущиеся на ветру, разве что лицо слишком уж белое, должно быть от холода. Ее глаза тоже его изучали, он не заметил в них ни призрения его слезам, ни особой жалости, она смотрела на него как обыкновенно смотрят на незнакомых, с некоторой долей интереса. В ней не было решительно ничего похожего на Несси, даже тембр голоса и тот чужой. На языке завертелся лишь один вопрос.

- Ну же спросите меня, я же вижу вам хочется - с поддевкой произнесла она. И тут же не давая времени, ответила сама, - нет, мне не страшно гулять одной по темному парку, и не страшно сидеть напротив незнакомых молодых людей и заводить с ними душевные разговоры. 

- Откуда вы знаете, что я хотел спросить.

- Любой бы задал этот вопрос.

- Любой? А вы задали бы, коли к вам бы вот так бесцеремонно подошли?

- Я??? Нууу, неет...  - фыркнула она, - я не люблю задавать вопросы, это мое правило, как видите я люблю на них только отвечать...

- Но, вы подошли ко мне и спросили что со мной случилось? - перебил он ее, - мне кажется это вопрос. 

- Но разговор всегда надо с чего то начать, а так вы были эээ, немножко не в той форме я решила изменить своим же правилам. И вы как джентльмен, должны оценить мой жест и рассказать, что послужило тому причиной?

Говорила она странно, менторский тон, поставленная речь, выдавали в ней либо учительницу либо библиотекаря. Что же пыльная работа в темноте библиотеки служили хорошим оправданием бледности ее лица.

- Вы опять хотите задать вопрос - насмешливо произнесла незнакомка, - а у меня уже готов ответ, нет я не работаю в библиотеке, но да я много читаю.

- Вы читаете мысли? - оно оторопело посмотрел на нее.

- Нет, я хорошо читаю людей и эмоции что прикрытым спектаклем играются на их лицах. Слышали говорят, у него все на лице написано, так это про вас. Но у меня есть еще один дар, если вы не будете заставлять меня задавать вопросы, а сами все расскажете, то я смогу вам помочь, я многим уже помогла - в темноте блеснули жемчужные зубы ее улыбки.

Он пристально посмотрел на нее, в голове внезапно сверкнула мысль, вот объяснение кто она такая, и почему не ушла, и что делает в такое позднее время в столь мало пригодном для барышень месте.

- Если вы хотите предложить... - она снова его оборвала.

- Ну, вот опять, ты снова неправильно думаешь. Нет, я не ночная бабочка, хотя иногда люблю полетать, - она хихикнула.

- Не думай о том, кто я, думай о том могу ли я тебе помочь! Разве ты не хочешь избавиться от той боли что сжигает тебя? Разве не за этим ты сюда пришел, и разве не поэтому прогонял меня, но сам встал и не ушел? 

А ведь она права, он мог уйти сам, но не сделал этого, да и какая разница кто она, разве это не лучшее решение, рассказать все абсолютно незнакомому человеку, излить свои печали, избавится от той невыносимой ноши что приходится таскать в последнее время. Да и что ему было терять, хуже, чем сейчас ему не будет. И он решился. 

- Она... Она умерла. Моя девушка... Несси... Анастасия. - проглотив ком в горле торопливо произнес он. - а я не могу, я не умею жить один, без нее, она была частью меня, была больше чем я, больше чем моя жизнь... И теперь ее нет, а я здесь... Я боюсь даже умереть, потому что это может лишить меня воспоминаний о ней, а на том берегу вдруг мы не будем снова вместе...

Он говорил, и говорил торопливо, жадно, сглатывая ком за комом подступающие слова полные горя и тоски. Он не замечал, как девушка напротив смотрела на него все возрастающим интересом, казалось она получала удовольствие от его рассказа, ее глаза блестели, а зубы все чаще и чаще показывали свой блеск сквозь тонкие аристократичные губы.

- Мы познакомились с ней вот на этой скамейке, она была такая красивая, сидела здесь под зелеными липами и готовилась к экзамену... слушала музыку, я заметил ее сразу, знаете она была как ангел, я увидел ее издалека, и уже не смог свернуть, я никогда не умел знакомится с девушками, пока я шел к ней я лихорадочно перебирал в памяти все что знал про знакомства, что видел в кино, что читал и что рассказывали друзья. И знаете, что я ей сказал...

Он замолчал, иссушенный этой лихорадкой слов, запустил пальцы в волосы словно стремясь проникнуть в самую глубь черепной коробки, пытаясь вытащить из этого безразмерного хранилища памяти новые воспоминания. 

- Ну же, продолжай! - с явным неудовольствием в голосе потребовала она, - я хочу услышать все до конца.

- Я, просто назвал ей свое имя, и протянул руку для знакомства! - и знаете это сработало, она улыбнулась и пожала мою руку. - он снова остановился и посмотрел на свою руку, - между нами, как будто искры полетели, я думал такого не бывает, пока меня самого не ударило, представляете, просто прийти в парк и встретить человека, подобранного для вас небом, и она это почувствовала. С того самого дня мы всегда были вместе.

- Пока небеса не решили, что это слишком большой дар для одного человека и не забрали ее, - он погрозил вверх сжатым кулаком, затянувшие грозовыми тучами небеса ответили отдаленным всполохом молнии.

- Вот уже месяц я без нее, и жизнь моя потеряла цвет, а пища вкус, я пришел сюда ведомый надеждой что найду ее здесь, под этими самыми липами, услышу мелодию ее песни, вновь увижу улыбку моей Несси... но скамейка пуста, липы сбросили листву и похожи на мерзкие чудища, а мой разум готов разорвать мою голову.

Она улыбнулась снова, на этот раз обольстительнее, гибкий красный язычок прорвавшись сквозь ровный строй зубов чувственно пробежался по изгибу ее губ. Даже у него глубоко пораженного своим несчастьем шевельнулось что-то внутри, столь глубоко запрятанное, оставшееся человеку от его диких предков, чувство желания обладать. Он смущенно отвел глаза, а она, заметив это его движение, удовлетворенно улыбнулась еще раз, словно опытный убийца, делая контрольный выстрел. 

- Я же говорил, что мне не нужна... - начал было он, вновь уколотый подозрением. 

- А я говорила, что я не по этой части, но помочь могу. Я умею лечить разбитые сердца... - все та же обольстительная улыбка вновь появилась и исчезла.          

     Ему показалось что ветви деревьев еще теснее охватили окружающий мир, а ветер еще яростнее задул какую-то старую давно забытую людьми пиратскую песню. Ему стало не по себе, кто она такая?  С видом деревенского библиотекаря и с повадками опытной куртизанки, он не был знаком с опытными куртизанками, но инстинктивно подозревал, что улыбаются они именно так, как эта незнакомка. 

Незнакомка ждала, ее серые глаза смотрели уже не на него, но в самую глубь его естества, туда где минуту назад зародилось то самое дикое чувство, казалось она знала, какие силы в нем надо пробудить, и тогда все будет так как захочет она. И он снова сдался.

- А чем именно вы может помочь? - глухо спросил он, - как именно вы лечите разбитые сердца?

- У меня есть дар. Помнишь... Но если ты жаждешь подробностей, я тебе скажу - я возьму твою боль себе, твое отчаяние, твое горе...

- Зачем тебе это? - невольно вырвалось у него.

- Скажем так, я люблю собирать разбитые вещи..., - И снова ее улыбка, еще обольстительнее и хищнее.

- Значит моя боль пройдет? - все еще недоверчиво спросил он.

- Да! Навсегда и окончательно! Разве не этого ты хочешь? Разве не этого жаждет твое исстрадавшееся сердце? Видишь, как я хочу помочь тебе, я даже задаю вопросы, но не спеши отвечать, я вижу твои глаза, я вижу ответ, что уже криком кричит твое сердце, даже если ты сам его не слышишь!

Он и сам знал, что кричало его сердце, избавиться от боли, от страданий, от печали, от этой жуткого пламени, что стали темными попутчиками его жизни. Сладостное забытье, не самая плохая перспектива. И почему-то он твердо в этот момент знал, она говорит правду, она и впрямь может это сделать, как бы фантастически это не казалось.  

- Но, это не все, - девушка встала со скамейки и медленно начала двигаться к нему, - ты же знаешь в любом деле в этом мире есть свое маленькое "но". Не обошла эта чаша и мои услуги. 

- И что это за маленькое "но"? 

Она застыла, словно подбирая слова, так затаивается опытная львица втягивая когти перед ответственным бросок к добыче, или матерый адвокат, что соизмеряет сумму имеющихся доказательств, дабы представить их присяжным и увлечь весы правосудия на свою сторону. 

-  Совсем немного, я заберу все воспоминания о ней, и плохие и хорошие...

- Что? - он побледнел и тоже вскочил со скамьи.

- Разве это так много? Разве хирург отрезает человеку только половину больного сердца? Ты забудешь ее навсегда, а значит уйдут боль и страдания. Разве это не важнее теперь, зачем тебе воспоминания счастья? Они ведь снова и снова будут заставлять тебя страдать, отравлять твою жизнь, разъедать память. Отринь их, выброси, подари мне... А вместо них наполни новыми, счастливыми, и от того не менее ценными.

Она почти вплотную приблизилась к нему, он почувствовал, как от нее повеяло холодом. Иным чем тот, что разносил гуляющий осенний ветер. От нее веяло холодом могильной земли, холодом могильных плит, холодом последнего пристанища всякого человека. Он невольно задрожал и попытался было отступить назад, но она уже цепко схватила его руку, и рука ее была холоднее льда. 

- Ну же, чего ты медлишь? Сделай свой выбор, разве не меня искал ты здесь сегодня? Разве не мое имя снова и снова повторяет то дикое, что сидит глубоко в тебе...

- Я не знаю твоего имени, - он попытался было высвободить руку, но у нее была хватка как у столярных тисков.

- Ты знаешь мое имя! Но это не важно, главное не я, а ты! Скажи, что хочешь избавиться от всего что было, избавится от страданий! И я подарю тебе это! Скажи! - она перешла почти на крик, хотя вид у нее был столь же безмятежен как раньше, а улыбка снова и снова озаряющая лицо все обольстительнее.

И он сдался, не потому что испугался ее, но потому что и впрямь желал этого, его внутренние демоны с каждым днем становились сильнее, завладевали им, и она, он не сомневался в этом, могла от них избавить, и пускай за это придется заплатить воспоминаниями о самых счастливых минутах, что они теперь для него, когда Несси более нет с ним, и то пережитое лишь причиняет муки. 

- Прощай моя Несси,- шепотом, обреченно произнес он, и где-то внутри, запрятанное еще глубже, чем обитало чувство первобытной дикости, родилось новое чувство, осознания ошибки, быть может если бы он хоть на секунду остановился он понял бы, что это подсказывает его божественный свет, дарованный от рождения каждому человеку. Но он не стал медлить.

- Да, я согласен, забирай все, забирай все до капли.

Его слова, словно топор, разрубили невидимую и непреодолимую преграду, отделявшую их, торжество победы отразилось на ее уже не бледном, но покрытом румянце лице, из простого оно стало почти прекрасным.

- Так поцелуй меня, и обрети что ты жаждешь, -  произнесла она.

Их губы слились в поцелуе всего на краткий миг, но он отшатнулся, ее губы обжигали... холодом, заставив его почти закричать от боли.

- Дело сделано, - торжествующе сказала незнакомка. Ее глаза мерцали подобно алмазами во тьме ночи, казалось в них отражается не свет тусклых фонарей, но сам свет бесконечной вселенной. А по ее лицу теперь уже совершенно не белому, но румяному разлилась сладостная него удовольствия.  

- Но, ничего не изменилось - в отчаянии выкрикнул он, - я помню все, я помню Несси, я помню мою любовь, я помню утрату и боль, я помню все!

- Не спеши мой дорогой, не все сразу, я не умею пить воспоминания за один раз, мы немного растянем это пиршество. Теперь я буду часто тебя навещать, просто позови меня...

- Прочь!  - яростный голос разрезал ночь, перебив даже пиратскую песню ветра, - Нечестивица! Прочь!

Девушка яростно сверкнула глазами, оборачиваясь на крик, к ним почти бегом приближалась на вид совершенно безумная старуха, ее седые волосы растрепал ветер и в темноте она была похожа на всех настоящую ведьму, а рядом с ней с рычанием, ощетинившись мчался косматый пес, сверкая яростным оскалом острых клыков. 

Незнакомка отступила на пару шагов, она явно узнала приближавшихся.

- Договор, уже подписан, он мой - вскричала она, ты опоздала! Как и тогда...

Она не успела закончить свою тираду как старуха запустила в нее целую горсть белого порошка, девушка пронзительно закричала, ее лицо исказила мука, она отскочила, посмотрела на них и яростно прошипела. Лицо ее преобразилось, глаза минуту назад затянутые пеленой страсти светились животной злобой, под кожей шевелились вены напоминая отвратительный клубок змей.

- Помни, ты позовешь меня, будешь звать снова и снова, пока я не выпью тебя до дна! - выдохнула она, и бросилась бежать, да так быстро, что собака бросившаяся было за ней не успела сделать и пару прыжков, как та растворилась во тьме.

- Прочь, нечистая! - вслед закричала ей безумная старуха. Тьма ответила далеким, почти неслышимым едким смехом.

- Что ты наделал! Что ты наделал!? Бедное ты дитя - старуха повернулась к нему, и внезапно под маской одержимости, он увидел усталое, зачахшее от тоски, испещренное реками слез лицо. 

Он смотрел на нее не зная, что ответить. Этот вечер был переполнен невероятными событиями, и появление обезумевшей женщины стало последней каплей. Единственное что он теперь желал, так это оказаться как можно дальше от этого парка, еще некоторое время назад, казалось с участием внимавшего его горю, но теперь окрасившиеся в столь зловещие цвета, что сердце юноши дрогнуло. 

Чтобы не представляла собой сбежавшая незнакомка, сумасшедшую или проявление сверхъестественных сил, она пугала его меньше этой старухи, что смотрела на него с таким состраданием, как смотрит мать на свое неизлечимо больное дитя. Весь ее вид словно дышал надвигающейся бедой, пред которой меркли потеря любимой и даже самой жизни. Горевестница, подумал он с тоской, надо уйти, сбежать отсюда быстрее.

Но старуха успела ухватить его за край куртки грязными, крючковатыми пальцами. От ее дыхания ему стало дурно, горячее с привкусом кислого молока. Утомленная бегом она дышала хрипло и часто. Ее глаза смотрели на него столь остро, что ему показалось как ее хищные пальцы ощупывают не его одежду, но саму душу, 

- Что она пообещала тебе? Забрать твою боль? Залечить душевные раны? Унять тоску? 

Он сдался, отмолчатся не получилось бы, соврать тоже, старуха почуяла бы ложь скорее чем ее голодная собака кусок исходящего ароматом крови мяса. Да и много ли стоит сумасшедший рассказ для сумасшедшей старухи. И он запинаясь поведал все то, что приключилось с ним за последний час, о своей потере, о странной встрече и фантастическом договоре, она слушала не перебивая, лишь по ее изможденному лицу изредка проскальзывали чувства испытываемые от его рассказа.  

- Шедим, - с тоской прошептала старуха, и собака в тоне ей жалобно заскулила, - ты продал свою душу Шедим...

- Кому? Что продал? - озадаченно спросил он.

- Шедим, демон... Она питается дыханием жизни человека, и ты продал ей свое дыхание, ей богу задешево продал. 

- Вы говорите какие то глупости, какой еще демон, это была просто цыганка, шарлатанка, ну может знает парочку другую психологических фокусов, думал денег попросит...

- Денег?? - вскричала старуха, а ее пальцы так рванули его одежду, что послышался треск рвущейся ткани, - каких еще денег мальчик, ее не интересуют твои деньги, ты отдал то что дороже всех денег мира, отдал сам, без оглядки, без раздумий!

Он попытался выскользнуть из ее цепких рук, он плохо слышал ее слова, сейчас ему просто хотелось очутиться дома, в безопасности родных стен и крепко заснуть, завернувшись в теплое одеяло. И тогда все что произошло с ним сегодня стало бы просто дурным сном, исчезающим стоит перевернуться на другой бок. 

- Нет, никаких демонов, все это сказки... вы я вижу голодны, давайте я дам вам денег... отпустите меня... - его слова походили на тягучую бессвязную ленту. Наконец высвободившись, он быстрым шагом направился к выходу их парка, темный небосвод давил на него, деревьев казалось тянули к нему свои узловатые ветви пытаясь поймать, а позади он слышал хриплое дыхание старухи. 

Она не стала его преследовать, лишь кричала вслед ему.

- Шедим существует. Она не сказка, она та что выпивает жизнь. На тебе ее метка, ее клеймо... Ты позовешь ее, позовешь... как позвал ее мой сын, мой мальчик… и она выпьет тебя, выпьет досуха, как выпила его, пока от тебя не останется лишь тень... - ее слова потонули в рыданиях. 

Он подавил в себе желание вернутся к ней, и только ускорил шаг, пока ее слова и слезы не утонули в ночном тумане. Столь же быстро он пересек ту же улицу, теперь совсем безлюдную, разве, что кафе на углу все еще работало, оттуда доносилась музыка и женский смех, веяло теплом. Не останавливаясь, почти бегом он добрался до остановки, и не прошло много времени, как оказался в успокоительной толчее автобуса. Среди уставших, продрогших от холода людей он смог наконец отдышаться, страхи и тревоги, охватившие его, отступили, а беспорядочная чехарда мыслей в голове сменила заразительная от попутчиков отрешенность. Даже мысли о Ниссе, ставшие казалось частью его натуры сейчас покинули его, оставив наслаждаться покоем пустоты сознания. И лишь лицо старой женщины, ее страдальческие глаза и полные тоски слова все еще вспыхивали в нем, но с каждым разом становились все беднее на детали. Лицо же девушки он теперь не вспомнил бы и под давлением следователя, он стерлось из памяти, не оставив даже малейшего следа. 

Ну, точно, цыганка усмехнувшись подумал он, еще ребенком он слышал, как люди кочевого племени будучи отличными психологами умеют дурить простакам мозги, вытягивая из них деньги. И будь уверен, она завершила бы свое фееричное выступление банальным вытягиванием средств на очередное "чудо", не появись та безумная старуха, с ее собакой, и чем она только метнула в ту цыганку что та пришла в такую ярость. Вспомнив, что тот белый порошок попал и в него, он провел рукой по одежде, как и ожидалось на руку налипли маленькие белые кристаллы. Он осторожно понюхал, решив, что это какая ни будь дикий старушечий яд, но запах был знакомый, что его осенило - соль, обычная поваренная соль. Он решился попробовать и на вкус, он не ошибался, это была просто соль. Вот уж будет чем подивить друзей завтра, удивительная выйдет история, если конечно ему поверят, а не решат, что он свихнулся от горя. Нисса.

Он снова, вспомнил о Ниссе. Но всего на пару мгновений, возникшая была боль утраты, теперь не овладевала им полностью ввергая в пучину отчаяния, но была похожа на ноющую, зарубцевавшуюся рану старого вояки, болящую больше по привычке нежели по состоянию. А цыганка и впрямь не соврала, подумал он, еще пару часов назад воспоминания похожие на пытку, теперь стали похожи на фотографии в старом альбоме. 

Он не заметил, как вышел на знакомой остановке, как прошагал еще несколько кварталов, как зашел в знакомый подъезд, как поднялся к себе на этаж под привычную песнь стонущего лифта, как возился с ключом пытаясь открыть дверь. И пришел в себя лишь когда раздеваясь на ходу дошел до спальни. Постель встретила его прохладными объятьями давнишней любовницы, сон наступал стремительно, подобно гигантскому пауку оборачивая его невидимой паутиной, выдирая остатки сознания. И лишь в последний миг, перед тем как окончательно погрузиться в темные чертоги Морфея, в мозгу вспыхнула странное воспоминание. Та девушка, бледная и ненормальная цыганка, не отбрасывала тени. Он вспомнил как она сидела в свете фонаря, и от нее на земле должна была быть тень, но ее не было. Но осознать весь ужас этого явления он был уже не в силах, гигантский водоворот унес и эту невольно закравшуюся мысль, он провалился в сладостную темноту сна.

Проснулся он от лая собаки, и некоторое время лежал не в силах пошевелится и даже понять, где он. За окном было темно, за неровно задернутыми шторами не пробивалась ни единого пятнышка света, а в комнате было слышно лишь как щелкали часы мерно отбивая время. Никакой собаки на улице слышно не было, разве что пел привычную песню ветер, теперь ночью вошедший в полную силу. Почему-то болела щека, не так чтобы сильно, но такой противно, что он невольно потер ее рукой, словно пытаясь стереть неприятные ощущения.

Встав он доковылял до ванной, дотянувшись до выключателя он некоторое время стоял, щурясь от яркого света, но боль становилась все сильнее, и он поспешил к зеркалу. Мелкая дрожь прошлась по телу, на него глядело бледное, изможденное лицо, глубоко запавшие глаза и синие губы. Но страшнее всего было черное пятно на щеке, оно было похоже на гниющую чешую рыбы, и оно росло, он буквально чувствовал, как это темная масса миллиметр за миллиметром расползается по коже, что не прошло и пару минут как половина лица стала похожа на гнилое болото.

Он хотел закричать, позвать на помощь, но язык словно мертвая рыба лежал во рту не в силах пошевелится. И только страх разлился по телу даже быстрее чем пятно по лицу. Мысли впивались в его мозг как острые стрелы, нет не простая цыганка встретила его сегодня вечером, и не просто договор заключил он сегодня, быть может не врала та безумная старуха и он продал не только воспоминания, но нечто куда более важное. И теперь пришла расплата, горькая и страшная. 

В голове зазвучали ее слова, "ты позовешь меня", "позовешь снова и снова пока я не выпью тебя". Казалось ее шепот звучит отовсюду, он проникал сквозь стены, сочился из окон, каждая вещь в комнате наполнилась им. Никогда в жизни он не испытывал подобного страха, ледяного и обжигающего одновременно, он вспомнил ее поцелуй, поцелуй не смерти, но чего пострашнее смерти, того что ему предстояло теперь познать.

Когда прозвенел, он был готов поклясться, что не сможет сдвинуться с места, но ноги сами понеслись к двери, его подталкивал шепот, боль на лице все росла, даже не видя его он понимал сколь ужасно сейчас оно выглядит. Он знал кто стоит за дверью, один взгляд в глазок подтвердил самые худшие опасения. 

Она стояла, улыбаясь словно давний друг, в ожидании самого радушного приему. Он понимал, что она видит его, чувствует его, и ни двери, ни стены ей не помеха, и она знала, что он откроет, знала, что он позовет. 

Сухо щелкнул замок и дверь распахнулась, ее взгляд призывно скользнул по нему, подстегнув боль, так принуждают животное к повиновению, грубо дергая за кольцо в носу. Он и был сейчас животным, цель существования которого было насыщение такого хищника как она. 

В его голосе смешались боль и страх, отчаяние и безнадёжность.

- Пожалуйста, - попросил он, пожалуйста, забери мою боль...

Она покинула его под утро, пятно на лице стянулось в маленькую почти невидимую точку, он бессильно лежал на постели, хотел было заплакать, но слез не было. Сердце стучало так медленно, что ему приходилось прикладывать руку чтобы почувствовать этот неровный и слабый шум. За окном рождался новый день, шум машин, и голоса людей наполнили улицу, но он не слышал его. Он силился вспомнить лицо Несси, ее улыбку, ее грусть и не мог. Она забрала все, как и обещала, его память, даже обрывки, даже пепел. Не осталось ничего, и вскоре она придет снова, чтобы забрать что осталось. Мама, вдруг подумал он с тоской. 

Но в голове лишь раздался тихий, вкрадчивый голос.     

- Позови меня...